Повторяю, что одно время у нас были достаточно близкие отношения. И вот однажды Володя говорит:
— Как ты посмотришь, если я женюсь на Марине Влади?
Откровенно говоря, я был ошарашен! Ведь для меня (да и для всех) Марина Влади была звезда, «Колдунья»! И я вообще ничего не знал про их отношения.
В общем, Марина появилась. Володя в тот вечер, конечно, пел. Марина его воспринимала совершенно восторженно. Как-то очень по-женски она впитывала каждое слово... И на меня его песни всегда очень действовали. Когда Володя пел, то возникало такое мощное энергетическое воздействие! Честное слово, его хотелось обнимать, целовать и благодарить, благодарить...
Марина им восхищалась тогда. Она все время видела в Володе своего отца, говорила, как Володя похож на него. У отца тоже был трудный путь к успеху. Она вспоминала его слова:
— После «Колдуньи» могу спокойно умереть...
Потом Володя и Марина поженились. Мы вместе ездили искать квартиру. Сразу после свадьбы они снимали квартиру у Капитолины Лазаренко — в Каретном Ряду на третьем этаже. Потом вместе с Мариной мы покупали «кухню». Ездили в деревню Григорчиково, на Пахре: они хотели там приобрести домик. Матвеевское... Я помню, что у них было очень красиво. Марина привезла из Парижа какие-то необыкновенные светильники, шторы. Наверное, это был первый уют в Володиной жизни. Первый домашний уют, но в чужом доме...
Я развелся со своей первой женой — у меня образовалась пропасть времени. Этот отрезок был очень сумбурным, даже иногда дурацким, но очень интересным. Помню несколько вечеров.
Очень симпатичный был вечер, когда Володя и Марина пригласили Тарковского. Они тогда жили на улице Телевидения. Конечно, Володе очень хотелось показать Марине великого режиссера... И были очень хорошие посиделки.
Еще один вечер — в редакции журнала «Советский Союз». Володю пригласил попеть Юрий Королев — фотокорреспондент этого журнала. Был такой маленький концерт в небольшой компании. Володя пришел с Мариной. А потом в столовой был очень яркий момент: Володя ставил бутылку на край стола и говорил:
— Вот смотрите — бутылка сейчас упадет, ударится об пол и сама откроется.
Действительно, так происходило — просто как в цирке. А Юра с Володей позже встречались самостоятельно и, как мне кажется, подружились.
Мы с Володей не работали вместе. Если бы работали — наверное, многое бы можно было вспомнить. Вспомнить важное для людей. А у нас с ним ничего не было, кроме жизни. Той самой жизни, которая состоит из мелочей.
Ну, например, у Володи появилась новая машина, «Рено-16». И мы осваивали «Рено-16», а «освоили» двенадцатый таксопарк... Я привез его туда, Володя дал концерт, — его вынесли на руках! И на руках же хотели нести на банкет, я еле-еле «отбил». Потом нас там очень хорошо обслуживали.
Кстати, Володя очень многое узнавал у таксистов. Один из них рассказал про очень необычную автокатастрофу — разбился катафалк, и все сопровождавшие гроб погибли.
— Все? — спрашивает Володя.
— Все.
— А покойник?
— Что покойник? Ему — ничего...
И еще один поразительный случай, связанный с автомобилем. Володя учился ездить на моей «Волге», а потом у него появились серые «Жигули», которые доставал отец. Однажды Володя позвонил мне:
— Я на машине...
Поехали куда-то. Володя вцепился в руль — он недавно начал водить — и говорит:
— Вот сейчас бы мчаться по хорошему шоссе, почти лететь... и чтобы кто-нибудь ехал навстречу — лоб в лоб! Интересно, свернул бы тот, другой, или нет?
Меня это поразило. Ведь его любопытство не знало пределов и границ! И не просто любопытство — это было стремление заглянуть за горизонт. Воплотиться во все и все испытать самому!..
«Параллельные» жизни у нас начались в году, наверное, семьдесят втором. Я женился, Володина жизнь менялась. Встречи стали редкими — я очень много работал, Володя — тоже. Да и молодость кончалась... Если встречались — поначалу возникала некоторая неловкость, что долго не было встреч, а потом все шло по-старому.
Однажды перед Новым годом, в ЦДРИ... Володя, уже в фаворе, идет окруженный свитой. Увидел нас с Кариной, которая давно и хорошо его знала, — оставил всех и бросился навстречу... Встречи были редкими, но очень трогательными.
У всех людей, которые были рядом с Володей, есть что-то на совести. Во всяком случае, я так думаю. Последние годы я чувствовал, я видел, что он приближается к какой-то трагической развязке. Мог ли вмешаться? Мог ли помочь? Не знаю...
Сейчас повышенное внимание к памяти о Володе. И я, откровенно говоря, испытываю неловкость. Не смог рассказать каких-то, может быть, очень значительных вещей. А возможно, что не в этом дело... Ведь люди уходят — все равно остаются. И занимают в жизни ровно столько места, сколько было. Ничего не меняется. Ничего...