Часто Володя, смиряя праведный гнев моего отца по поводу систематических прогулов музыкальной школы, мягко советовал заниматься музыкой серьезно. Приводил в пример свою "полную музыкальную безграмотность" и "большие расходы на переписчиков нот". Любимое занятие на тот период — беспрерывно слушать Володины пластинки... Кстати, от НЕГО самого пластинки прятали в щель между столом и стеной в кабинете. Ведь ОН их вечно раздаривал. Вообще же у НЕГО была большая и редкая коллекция пластинок других исполнителей ("Битлз", "Роллинг Стоунз", всевозможный джаз, классика). Например, Володя с гордостью знакомил меня и папу с рок-оперой "Стармания" в удивительном французском исполнении.
Помощь другим для НЕГО, видимо, была насущной потребностью. Я сломал руку. Привезли в больницу. Бросили. Отвратительная боль и гадкое настроение. Ночью, чувствую, что-то изменилось. Все забегали, засуетились. После операции очнулся от наркоза — у кровати приветливая медсестра, и вообще — повышенное внимание. Потом узнал от отца, что Володя приезжал в больницу той ночью. Теперь я — самый уважаемый и всеми любимый пациент.
Витали в воздухе разговоры, что ОН пил. Я же ни разу не видел ЕГО пьяным — таким, как другие, — шатающимся, тупым... Я заболел как-то, и Володя по просьбе отца приехал за мной, чтобы отвести в больницу сдать анализы. Тут замечаю, что ОН какой-то странный, заторможенный. Что-то бормочет, не очень связное, как бы сам с собой разговаривает, по лестнице идет — скользит.
Другой случай. У НЕГО был настоящий кинжал "зеленого берета" — в черных кожаных ножнах, именной, со всеми делами. Я, как обычно, сижу в комнате, читаю Володины стихи, энтузиастами собранные в два тома в шикарных зеленых переплетах. Тут ОН выходит из спальни в трусах, с остановившимся взглядом, меня как бы не замечает, достает кинжал из шкафа и говорит сам себе что-то вроде: "А вот и поглядим, каков он в деле..." И обратно в спальню. Я посидел, поразмыслил — что-то не то. И к Севе Абдулову. Тот в спальню. Совместными усилиями с кем-то оружие отобрали.
И третий случай. Как я понял из разговоров — "Володя в глубоком запое" (последний оказался). Я приехал. Сел. Наблюдаю. Аркаша Высоцкий, очень грустный, говорит моему отцу: "Я не могу больше сидеть, мне надо в институт..." Все бегают, мечутся — все как-то не так.
Слышу Володин голос: ОН уже не говорит, а что-то рычит страшно. Вбегает в комнату со стеклянным взглядом (как на фотографии в роли Свидригайлова), смотрит на меня в упор и... не видит... Что-то судорожно ищет, выскакивает на лестницу, потом обратно. Вдруг останавливается, лицо неожиданно смягчается, мгновенно добреет, и ОН говорит очень тихим, даже нежным голосом: "А, Илюшка, привет!" И все, снова выключился. Понеслось. Я очень переживал. А буквально через день, ночью — Володя с отцом заехали за мной, чтобы ехать к НЕМУ ночевать. ОН был свежий, "как огурчик", весь подтянутый. Только как будто очень-очень уставший. Я страшно обрадовался, думаю, все кончилось, слава Богу.
13 июля я должен был отправиться в спортивный лагерь на сборы. А 21-го с другом Сашкой, до конца не верящим в такое мое высокое знакомство, пришел в театр просто поболтаться, да и Володю посмотреть в "Преступлении и наказании". В те дни, когда на афише значились спектакли с ЕГО участием, театр напоминал жалкую крепость, осажденную несметной ордой. Я уже не ходил на спектакли целиком — видел все по многу раз — поэтому смотрел любимые, "Володины", куски. Шел первый акт. Мы с Сашкой сидели в буфете за бутербродами. Рядом у противоположной стены беседовали трое моих знакомых — ярых "таганских фанатов".
Вдруг выходит ОН. И прямо ко мне. Я как-то необычайно обрадовался. Говорю просто так: "Вот, дядя Володя, познакомьтесь: Сашка — друг мой, карате вместе занимаемся". Сашка остолбенело, как кролик на удава, смотрит, руку жмет. А Володя, измученный такой, говорит мне: "Вы покушайте, а потом идите в зал. Будет очень важная сцена". Я ЕМУ: "Конечно, обязательно". А ОН вдруг наклонился, поцеловал меня в лоб, повернулся и ушел. Я как-то весь замер. С одной стороны, мне было очень лестно, радостно — вот все, и Сашка тоже, увидели, как дядя Володя меня любит. Но внутри было что-то свербящее. Я говорю Сашке: "Давай останемся завтра на Гамлета", а в лагерь сами позже приедем?" А он: "Да ладно, не убежит от нас "Гамлет", вернемся через месяц, тысячу раз еще увидишь". Да и порядки в секции у нас были строгие — в общем не сложилось.
А в лагере 27 июля тренер, краем уха слышавший о моем знакомстве, сказал: "Ты слышал, Высоцкий умер?"...
ОН остался для меня добрым божеством, ОН одарил меня незабываемым счастьем прикосновения к своему гению, счастьем жить в одно время с НИМ и рядом с НИМ.
Мне хочется когда-нибудь встретить ЕГО, упасть к ЕГО ногам, поцеловать их и громко крикнуть: "ДЯДЯ ВОЛОДЯ! ВЫ — ВЕЛИКИЙ ГЕНИЙ! ТЕПЕРЬ ВСЕ-ВСЕ ЗНАЮТ ЭТО! Я БЛАГОДАРЕН БОГУ, ЧТО ВЫ ЕСТЬ В МОЕЙ ЖИЗНИ!"
