ЛЧ: А когда вы с Высоцким гуляли по Москве, не опасались нежелательных встреч?
ИШ: Например?
ЛЧ: Люся могла попасться навстречу или кто-то из её подруг, скажем.
ИШ: Нет. Они жили в другом районе.
ЛЧ: А вы под ручку гуляли? Это же было видно, какие у вас отношения!
ИШ: И под ручку, и обнявшись, по всякому.
ЛЧ: Это же опасно было!
ИШ: Почему?
ЛЧ: Кто-нибудь увидел бы.
ИШ: Да ну! Мы обычно гуляли поздно ночью или вечером. Как там Люся могла оказаться? А он вообще с кем-то встретиться не боялся совершенно!
ЛЧ: Хм!
ИШ: Он же везде ходил по общим знакомым.
ЛЧ: Говорил ли он вам о неприязненных отношениях к кому-либо?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Мне многие говорили, что Высоцкий имел по пьянке привычку буянить сильно.
ИШ: Нет, в то время он не буянил, наоборот, был очень добрый.
ЛЧ: Он мягчал от этого, да?
ИШ: Да. А что потом было — я уже не знаю.
ЛЧ: А мог он кого-то обидеть?
ИШ: Нет. Наоборот, был очень добрым.
ЛЧ: Вот видите, многие вспоминают совершено обратные вещи!
ИШ: Это, может быть, потом было?
ЛЧ: Нет, до этого!
ИШ: Нет, но при мне этого не было.
ЛЧ: Посуду бил, двери ломал, скандалил, дрался…
ИШ: Может, с бодуна?
ЛЧ: Может быть. А как вы думаете, насколько Высоцкий был обязательным? Ну, например, всегда ли он деньги отдавал вовремя?
ИШ: Этого я не знаю. У меня с ним денежных дел не было.
ЛЧ: То есть с этим он сам разбирался?
ИШ: Да. Притом, когда мы с ним общались — там денег вообще не было никаких.
ЛЧ: Ну, в общем, да. Но как-то занимали у кого-то, и надо было чем-то отдавать!
ИШ: Да вряд ли кто-то возвращал эти пятёрки и трёшки.
ЛЧ: Это не считалось долгом?
ИШ: Думаю, что не считалось. Были мы у Игоря Васильева, был такой актёр во МХАТе, это бывший муж Мирошниченко. Вот у него тусовались чего-то на Красной Пресне.
ЛЧ: Как интересно! Это во время этого загула первого, да?
ИШ: Первый или второй — я уже не помню. Но это одна компания была.
ЛЧ: Вспоминаю, как он выглядит.
ИШ: Высокий, с высоким лбом. Он где-то играл много в то время. Про войну какой-то фильм начинается, в начале за рулём сидит Высоцкий, закованный цепями…
ЛЧ: Это фильм «Единственная дорога». А тот там как бы фашиста играл.
ИШ: Да, вот там, по-моему, Игорь Васильев играл.
ЛЧ: А Ирина была тогда дома?
ИШ: Не помню я её. А, нет, её не было, там одни мужики собирались.
ЛЧ: Но Вы-то были!
ИШ: Я была. И, по-моему, женщин там не было никого. Мы где-то с утра там застряли.
ЛЧ: Но это было всё в связи с этим загулом?
ИШ: Да.
ЛЧ: А Высоцкий говорил вам о своей эпилепсии?
ИШ: Нет. А она была у него?
ЛЧ: Да, два раза точно. Но это не совсем эпилепсия, а эпилептоидный припадок. Он может случиться раз в жизни, и всё. У него было до вас и при вас.
ИШ: Это алкогольное отравление.
ЛЧ: А о циррозе он вам рассказывал, да?
ИШ: О циррозе — да.
ЛЧ: Что он у него есть и давно, да?
ИШ: Да. Я думала, что это шутка. А вид у него был очень цветущий, он всегда румяный был.
ЛЧ: А когда он вам сказал об этом, в самом начале?
ИШ: В начале или нет… в общем, говорил он это.
ЛЧ: А зачем же он себя так очернил сразу? Какой смысл?
ИШ: Почему очернил? Ну, цирроз… ну, это, наверно, юмор был.
ЛЧ: Я знаю, что он матерился безбожно. Это так?
ИШ: Он матерился, но в его устах было настолько… некоторые могут обматериться, и тошнит от этого, а у некоторых это очень гармонично получается. И поэтому его мат не вызывал отвращения. И потом это было всегда к месту и с юмором было. Понимаешь, о чём я говорю? Ну, если, может быть, пьяный когда был уже в стельку — тогда другое дело. И то я этого не помню. Я сама матершинница была всю жизнь. А кто тебе сказал такую глупость, что он матершинник был страшный?
ЛЧ: Это все говорят! Ну все абсолютно! И Свидерский, и многие друзья его, и все актёры…
ИШ: Так они сами точно такие же были матершинники!
ЛЧ: Ну, значит, так.
ИШ: Как раз в его песнях мата-то нет. Это потом пошло.
ЛЧ: Я имею в виду, в разговоре.
ИШ: А в разговоре — это вообще было принято, все матом ругались. Свидерский тебе этого не мог сказать.
ЛЧ: Да Свидерский сам крыл на каждом шагу, господи!
ИШ: То-то и оно! А так — это было принято среди всех — матерком запустить. А в песнях он очень редко где-то там словцо пустит, и всё. Ты сам знаешь по его записям.
ЛЧ: Да, это так.
ИШ: Это не как потом.
ЛЧ: Что вы имеете в виду «потом»?
ИШ: Пошло везде — мат пускать. Не у него, а вообще, кругом. Ты же знаешь его песни лучше меня, ведь нигде же у него нет мата, только иногда бывало — как междометие.
ЛЧ: А что вы знаете о его попытках сыграть в кино? Куда он пробовался, может быть, при вас?
ИШ: Он пробовался на «Рублёва», приносил даже эти фотографии. Были у него пробы.
ЛЧ: А это когда было, интересно?
ИШ: Не знаю. Много у него проб было.
ЛЧ: Я понимаю, про «Рублёва» все знают. Но он вам говорил что-то об этом?
ИШ: Да, он приносил даже фотографии.
ЛЧ: Приносил куда, к вам домой?
ИШ: Да, конечно.
ЛЧ: Чтобы показать вашим родственникам, что он не совсем пропащий?
ИШ: Не родственникам, почему?
ЛЧ: Или просто похвалиться?
ИШ: Да, что пробовался.
ЛЧ: Это где он в длинном халате, с бородкой, да?
ИШ: Да, с бородкой.
ЛЧ: А что он вам сказал об этих пробах? Только, что пробовался и всё, да?
ИШ: Да.
ЛЧ: Это в Москве, наверно, было?
ИШ: Наверно.
ЛЧ: Кто-то говорит, что в Суздаль он ездил.
ИШ: Может быть.
ЛЧ: А почему его не взяли — что он говорил?
ИШ: Ничего не говорил. Не взяли, и всё.
ЛЧ: А с Тарковским встречались вы вместе с ним?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А на каких-нибудь киностудиях с ним бывали? На «Мосфильме», на Горького?
ИШ: На «Мосфильме» только — ездили вместе деньги получать за какие-то съёмки, наверно.
ЛЧ: Когда?
ИШ: Какой-то был фильм, такой незначительный, где-то рабочий он был, что ли…
ЛЧ: «На завтрашней улице»?
ИШ: Наверно, этот, да.
ЛЧ: Это где он в Риге снимался?
ИШ: Наверное. Деньги получать туда ездили.
ЛЧ: Много он получил?
ИШ: Да не очень. Наверно, часть отдал жене, а часть прогуляли.
ЛЧ: Если прогуляли… он снимался там летом 64-го… в смысле, именно пропили или прогуляли?
ИШ: Ну, прогуляли. Я тебе говорю, что денег-то не было ни копейки.
ЛЧ: Потому что он запил только 23-го ноября. Не мог же он получить деньги через три месяца?
ИШ: Не знаю. Но за какой-то фильм он там получал.
ЛЧ: Смотрели ли вы фильмы с его участием? Например, был такой фильм, типа телеспектакля — «Комната».
ИШ: Нет.
ЛЧ: «Куба — зелёная ящерица» — тоже не знаете?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Он вам не говорил, что садись, посмотри?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Нечем было хвалиться, видимо?
ИШ: Не знаю. Какие это годы были?
ЛЧ: 65-й год, июль месяц, перед отъездом на «Стряпуху». А в кинотеатры не ходили вы с ним?
ИШ: Ходили.
ЛЧ: А что именно вы смотрели?
ИШ: У нас был кинотеатр «Центральный», он сейчас снесён. Мы с ним смотрели этот фильм про пионерлагерь.
ЛЧ: Где Евстигнеев?
ИШ: С Евстигнеевым, да. «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещён».
ЛЧ: Да, да, да, совершенно верно! А ещё что смотрели?
ИШ: А ещё — не помню. Я помню, что он очень восторгался.
ЛЧ: Чем?
ИШ: Фильмом.
ЛЧ: А Евстигнеевым?
ИШ: Ну, это — само собой, наверно.
ЛЧ: А он вам не рассказывал, что он пробовался в «Современник» на роль Евстигнеева?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Ничего вы не знаете про «Современник»?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А вы были только в одном кинотеатре?
ИШ: Ну да. Так как он был рядом.
ЛЧ: Это была его инициатива сходить в кино?
ИШ: Да, конечно.
ЛЧ: Определено на этот фильм, он любил его?
ИШ: Да.
ЛЧ: Какого рода были ваши встречи с Высоцким когда он был в хорошей форме?
ИШ: Когда он был трезвый, он приходил после спектакля, мы куда-то ходили гулять, ходили в гости. А когда в запое — всё было по настроению. Может быть, даже чаще встречались во время загула, чем в другое время.
ЛЧ: А вы не помните, задолго ли до отъезда на Кубань стало известно, что он поедет?
ИШ: Ой, не знаю.
ЛЧ: А когда его покрасили, до отъезда или он приехал уже покрашенным?
ИШ: Приехал покрашенным.
ЛЧ: А вы не помните, он только что уехал на «Стряпуху» и вернулся обратно из-за того, что была свадьба у Лены, у двоюродной сестры Абрамовой?
ИШ: Нет, этого я не знаю.
ЛЧ: Дело в том, что вы могли встречаться в эти два-три дня.
ИШ: Нет, нет, этого не было.
ЛЧ: А вы летом 65-го ездили на юг?
ИШ: Не знаю, может быть, и нет. Может быть, не ездили. А так мы каждый год ездили тогда.
ЛЧ: Если вы говорите, что в сентябре лежали в больнице, значит, бархатный сезон у вас пропущен был? Или больница была уже после 65-го года?
ИШ: Когда я лежала в больнице — я там познакомилась со своим мужем будущим.
ЛЧ: А какой это год был?
ИШ: Наверное, 65-й.
ЛЧ: Это была Кремлёвская больница?
ИШ: Нет, это была больница № 64, где сейчас стоит памятник Володе.
ЛЧ: А! На Страстном, что ли?
ИШ: На бульварах. Вот там больница. На Петровском бульваре, по-моему.
ЛЧ: А когда вы лежали в больнице, Высоцкий навещал вас?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А как он узнал, что вы в больнице?
ИШ: Я ему позвонила.
ЛЧ: Какого уклона была эта больница?
ИШ: Это была больница клиническая, там все были. Общего профиля была больница. И почки, и печень, и сердце, и чего там только не было!
ЛЧ: А что там с вами случилось, если не секрет?
ИШ: Был приступ печени… холицестита, температура… Холицестит — это желчный пузырь. С тех пор ни разу не было.
ЛЧ: Ничего серьёзного?
ИШ: Воспаление.
Ирина Шалаева с будущим мужем Михаилом Лазебным. 09.10.1965.
ЛЧ: Когда это было всё-таки? Чтобы провести границу между вашими отношениями с Высоцким и с Михаилом.
ИШ: Как-то можно это будет выяснить. Но это уже другая тема.
ЛЧ: Тема-то другая, но иногда попадаются записи, на которых вроде бы ваш голос, а по дате не совпадает. Понимаете, из-за чего?
ИШ: Откуда ты знаешь, какой у меня был голос?
ЛЧ: А он таким же и остался!
ИШ: Да?
ЛЧ: Но почему же, когда я вам первый раз позвонил — я сразу вычислил, что вы были у Дубровина и в «Дуэте»!
ИШ: Да?
ЛЧ: Да! Но он же не изменился! Я же вам давал кассету, где вы с ним поёте, помните?
ИШ: Да.
ЛЧ: Там — вообще никаких сомнений.
ИШ: Но мой муж был в больнице под наблюдением с 65-го года. Может быть, это было более глубокой осенью, не знаю. Я ещё с Володей общалась, позванивала ему из больницы, но он так и не пришёл.
ЛЧ: Почему не пришёл?
ИШ: Некогда было, наверно.
ЛЧ: И он не нашёл времени? Значит, был занят.
ИШ: Уже было так всё…
ЛЧ: Или уже отношения ослабли, что он уже и не хотел встречаться?
ИШ: Мне не кажется, что он не хотел. То ли он обещал придти, то ли нет… я уже не помню. Но не пришёл.
ЛЧ: А куда звонили, домой?
ИШ: Нет, я звонила в театр. Дома у него не было вообще, как такового.
ЛЧ: У матери он иногда ночевал.
ИШ: Это было очень редко.
ЛЧ: Я всё же полагаю, что это было в конце сентября.
ИШ: Да, это осенью было.
ЛЧ: Конец сентября — начало октября скорей всего.
ИШ: Да.
ЛЧ: А медицинская карта ваша не сохранилась? По ней же можно дату определить!
ИШ: Думаю, что не сохранилась. Это было в том районе, в центре, я уже переезжала сто раз. Карты же не переводятся.
ЛЧ: А вы провожали его на Кубань?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Видимо, были заняты?
ИШ: Он сам появлялся и исчезал. И вот когда он редко стал появляться, у меня кавалер появился. И мы с этим парнем пошли в кафе или в ресторан «Пекин». Там на каждом этаже… дорогой ресторан был на одном этаже, кафе на другом. А он был какой-то начинающий оператор с большими планами. Но он был провинциал. И хотел пробиться в кино. И мы сидим с ним и болтаем. И вижу — по-моему, Артур Макаров проходит… тут же Володе сообщили, что я в этом «Пекине», и через полчаса является Высоцкий: «Чего ты здесь делаешь?» Я говорю: «Ну, вот сидим, болтаем!» Он говорит: «А, ну, ладно… ну, может, пойдём?» Я говорю: «Ну, пойдём!»
ЛЧ: Заревновал, что ли?
ИШ: Не знаю. Я встаю и ухожу.
ЛЧ: А куда он увёл вас?
ИШ: Ну, просто пойдём… ну, куда…
ЛЧ: Просто чтобы отвлечь вас?
ИШ: Ну да. И оставили этого молодого человека одного.
ЛЧ: А кто же ему сообщил?
ИШ: Кто-то мелькнул, то ли Макаров, то ли кто-то. И тут же он появился, через двадцать минут.
ЛЧ: Вы помните фамилию этого парня?
ИШ: А я не помню его фамилию. Он очень за мной ухаживал.
ЛЧ: А Высоцкий знал его?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А вы мне рассказывали, что Высоцкий вам звонил с Кубани, да?
ИШ: Звонил, да.
ЛЧ: А что он рассказывал?
ИШ: Ну, он спрашивал, как живу, как чего… скоро приедет, снимается.
ЛЧ: А он не рассказывал, что его там сильно обижают?
ИШ: Нет. Очень был весёлый.
ЛЧ: То есть всё нормально было?
ИШ: Да. Он вообще не рассказывал, что он обижается, он всем был рад, всё было хорошо.
ЛЧ: А из Минска он вам не звонил?
ИШ: Я точно не помню.
ЛЧ: Это уже был сентябрь. А что вы знаете о сроках написания песен к «Я родом из детства»? Может быть, при вас это было?
ИШ: Не при мне, но что-то помню. Но чётко — нет.
ЛЧ: Или он их спел, когда вернулся из Минска?
ИШ: Какая там песня-то была?
ЛЧ: «В холода, в холода…», «Жил я с матерью и батей…», «Штрафные батальоны» — ну, она раньше была.
ИШ: «Жил я с матерью и батей…»
ЛЧ: Тоже раньше была. Но они в фильм вошли просто.
ИШ: Ну, понятно.
ЛЧ: «Братские могилы» — это новая была тогда. То есть вы это не знаете, да?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А он вам письма писал?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Только звонил, да?
ИШ: Да.
ЛЧ: А Кохановского в Магадан вы с ним не провожали?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А, может быть, участвовали в каких-то его проводах?
ИШ: Нет, нет.
ЛЧ: А Высоцкий вас провожал куда-нибудь, на поезд, на самолёт?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Не было поводов или вы не ездили никуда в это время?
ИШ: Просто когда мы ехали в Батуми — мы ему сказали об этом.
ЛЧ: Но он вас туда не провожал?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А знали ли вы о том, что он с ноября 65-го не пил два года вообще?
ИШ: При мне — когда вот он пил-пил, потом был в больнице долгое время. Потом, когда вышел — он уже не пил, он уже был совершенно трезвый, когда мы Дубровина посещали.
ЛЧ: Когда он записывал?
ИШ: И после записи. Мы же у него были часто!
ЛЧ: И это всё было уже в период абсолютной трезвости?
ИШ: Да. Когда была встреча с бардами у Дубровина — это я уже не помню. А потом уже его посещали, когда он трезвым был.
ЛЧ: Одно интересное совпадение: Высоцкий знал Дубровина, который был автором вашего издательства, и вы Дубровина знали, и из разных концов все встретились именно у него!
ИШ: Дубровин приходил к Гале Лебедевой, был другом редакции. Он у нас тогда не публиковался, по-моему. Публиковался он позже. Потому что я ведь всех авторов оформляла и договоры составляла, и я его тогда не помню.
ЛЧ: Но вы Дубровина знали к тому времени, когда была запись у него дома?
ИШ: Ну, конечно!
ЛЧ: А Володя занимался каким-нибудь спортом?
ИШ: Ну да.
ЛЧ: При вас или только говорил об этом?
ИШ: При мне нет, но актёрская деятельность этого требует, тем более, их спектакли.
ЛЧ: Дело в том, что почти ни один актёр не помнит этих занятий, понимаете?
ИШ: Вот он отжимался, по-моему.
ЛЧ: Это при вас было, да?
ИШ: Что-то смутно помню. Не так, как сейчас фитнес-клубы, но от них этого требуют, они без этого не могут. Как же он мог-то полуголым играть там?
ЛЧ: Ну да. А вы не помните, у кого из его или вашего окружения были печатные машинки?
ИШ: У Синявских. Я там даже что-то печатала.
ЛЧ: Вот это очень любопытно! А что именно?
ИШ: Ой, я не помню. Что-то надо было Андрею Донатовичу напечатать — и я печатала там на машинке.
ЛЧ: А в какой связи всё это было? Из его стихов что-то?
ИШ: Нет. Что-то, по-моему, под диктовку самого Синявского. Что-то ему надо было напечатать.
ЛЧ: Из произведений Синявского?
ИШ: То ли какой-то документ, то ли произведение… я тебе точно не могу сказать.
ЛЧ: А, может быть, Синявский просил вас, как знающего человека, составить какой-то документ, какую-то форму?
ИШ: Нет, нет, нет. Под его диктовку!
ЛЧ: А для чего — не помните?
ИШ: Нет.
ЛЧ: А как вы думаете, почему Синявский именно вас попросил напечатать на машинке. Или это не он попросил?
ИШ: Может быть, он какую-то работу сдавал, я не знаю.
ЛЧ: А он сам, что ли, не мог?
ИШ: Я не знаю, почему.
ЛЧ: Или он знал, что у вас быстрее получается?
ИШ: Видимо, он знал, что я в издательстве работаю и печатаю там.
ЛЧ: Это Высоцкий вас так представил ему?
ИШ: Наверно.
ЛЧ: Вы не помните, это было что-то остросоциальное?
ИШ: Нет, что это было — я не помню. По-моему, это просто был или сценарий какой-то… но что-то такое нейтральное.
ЛЧ: А сколько примерно страниц вы отпечатали?
ИШ: Не помню.
ЛЧ: Ну, как, десять? Сто?
ИШ: Да нет! Ну, были мы там — вечер сидели. Какие десять? Может, страницы три. Может, это были какие-то поправки, не помню.
ЛЧ: Поправки — чтобы издавать его?
ИШ: Ну, в текст какой-то, да.
ЛЧ: А Высоцкий что в это время делал?
ИШ: Как всегда — болтали и пели там.
ЛЧ: А он позволял себе выпивать у Синявского?
ИШ: Нет, нет.
ЛЧ: Или они с Розановой были против выпивки?
ИШ: Наверно. Всё-таки они были старше гораздо. Нет, он там не пил.
ЛЧ: А вы лично в каких отношениях были с этой семьей? Они знали вас, помнили?
ИШ: Когда мы уже несколько раз приходили… понимаешь, какая у него была ситуация: у них была комната в коммунальной квартире, а внизу у неё была мастерская без окон, подвальное помещение. И там можно было иногда переночевать. Когда совершенно некуда было идти — шли к ней. В смысле, к ним.
ЛЧ: И она пускала. Ну, мастерская-то её была!
ИШ: Да, да. Там были такие старые прялки, её изделия какие-то. Я тебе говорила, что она мне дарила какие-то колечки?
ЛЧ: Нет, я об этом не слышал.
ИШ: Да.
ЛЧ: А чем она занималась? Я так и не знаю до конца.
ИШ: Она художник-ювелир.
ЛЧ: Вы говорили, что она собирала какие-то русские дощечки. Что это такое?
ИШ: Прялки русские расписные, русские национальные вещи, какие-то росписи. Тогда мало кто этим занимался. Она делала всякие такие народные колечки, украшения. И она мне дарила, по-моему, колечко и браслетик.
ЛЧ: А это не к тому ли, что вы с Высоцким были в отношениях?
ИШ: Ну, конечно.
ЛЧ: А ему она что-то дарила?
ИШ: Нет. Ну, ему это не надо было.
ЛЧ: Когда дарила, до ареста или после?
ИШ: После.
ЛЧ: Она дарила в знак дружбы или зачем-то ещё?
ИШ: Ну, да, в знак дружбы. Жалко, что я их не сберегла.
ЛЧ: Да, жалко. Одним словом, они вас хорошо принимали, не были против, что, мол, есть жена, а тут ещё приходит неизвестно с кем!?
ИШ: Нет, нет, даже наоборот! Долго, постоянно, как ни удивительно. Но понимаешь, в чём дело: со всеми женщинами у Высоцкого было всё то же самое, по той же схеме: Севочка, Кочарян, Синявские…
ЛЧ: А ещё кто обязательно?
ИШ: Я не помню… ну, Кохановский, конечно.
ЛЧ: А откуда вы знаете, что он водил своих подруг по этому кругу?
ИШ: Это известно стало, когда я читала об этом уже после. Я у Севы была, а потом он оттуда же Иваненко ведёт — всё понятно.
ЛЧ: А к Акимову?
ИШ: Да, Акимов. Но вот я не помню, как и когда мы у него были, но были. Как-то у меня это в памяти не осталось.
ЛЧ: В полуподвале?
ИШ: Вот не помню про Акимова. Я знаю, что он с ним дружил, и мы вместе бывали где-то чего-то, но у меня это не отложилось.
ЛЧ: Даже где-то бывали! В смысле, в Москве, да?
ИШ: Ну да, конечно!
ЛЧ: А вы до ареста Синявского знали о нём как о педагоге или как о писателе-диссиденте?
ИШ: Как о педагоге я сразу узнала, а потом пошли слухи, что его за какую-то писанину посадили.
ЛЧ: Ну, так это после ареста уже!
ИШ: После ареста, да.
ЛЧ: А до этого вы читали что-то из его произведений?
ИШ: Нет.
ЛЧ: Но вы знали, что он пишет, да?
ИШ: Ну, в общем-то, не знала.
ЛЧ: А Высоцкий что вам рассказывал о нём?
ИШ: Как о своём педагоге.
ЛЧ: С какой стороны? Что, например, не помните?
ИШ: Нет, не помню. Он любил его, естественно.
ЛЧ: Высоцкий его как-то выделял из всех педагогов?
ИШ: Конечно! Если он посещал его и считал очень умным человеком.
ЛЧ: И так было на самом деле, как вы знаете?
ИШ: Конечно.
ЛЧ: Вы что-то знаете об изъятых плёнках с записями Высоцкого у Синявского? Шли какие-то разговоры там?
ИШ: Нет, нет, не знаю.
ЛЧ: А сам Высоцкий боялся каких-либо последствий в связи с его арестом?
ИШ: Нет, не боялся. Я тебе говорила, что мы посещали Розанову уже после ареста!
ЛЧ: Мне Абрамова сказала, что Высоцкого вызывали!
ИШ: Может быть. Я не знаю. Ей-то известней об этом.
ЛЧ: Может, известней, но она же с ним не ходила туда. А в вашем кругу общения были диссиденты?
ИШ: Тогда все были диссиденты, придурки!
ЛЧ: Хулиганы или диссиденты? — это большая разница!
ИШ: Нет, именно диссиденты. Во-первых, Рой Медведев — он у нас в издательстве часто был.
ЛЧ: Это ваш знакомый?
ИШ: Он дружил с моей начальницей непосредственно. Приходил к нам.
ЛЧ: А кто начальница ваша?
ИШ: Разумовская была такая. Они, эти Разумовские, были кандидатами педагогических наук, потом доктора, по-моему. И он был их друг. И он часто читал нам лекции о международном положении у нас в редакции.
ЛЧ: Это было как выступление?
ИШ: Нет, там у нас было-то десять-двенадцать человек. Просто по-свойски рассказывал — как, что и чего. Для коллектива. А потом, когда его исключили из партии, он поседел буквально за два дня. Это на наших глазах всё было.
ЛЧ: А вы чувствовали, что у Синявского в доме сугубо диссидентская атмосфера?
ИШ: Нет.
ЛЧ: И таких разговоров там не велось?
ИШ: Тогда все были диссидентами, и эти разговоры были везде.
ЛЧ: И как бы не обращали внимания на это, да?
ИШ: Да. Это сейчас они все придумывают, что это было по-другому!
ЛЧ: Есть автограф из библиотеки Высоцкого на книге «Поэзия первых лет революции, 1917-1920-е годы. Авторы Меньшутин и Синявский. «Милому Володе с любовью и упованием! 24.10.64 А.С.» Не помните вы такого факта?
ИШ: Нет.
ЛЧ: При вас он мог дарить какие-нибудь книжки?
ИШ: Но я этого не помню.